МАТ ЛЕГАЛЯ (фрагмент из книги А.А.Кутина Обаяние)

Сердце человека любит добро и влечётся

к нему, как глаз любит созерцать прекрасную

картину и охотно останавливается не ней

П.Д.Юркевич, русский философ

СЛОВО О ДРУГЕ

Учитесь, Шура, пока я жив, - веско сказал Пономарёв и ловким движением отсёк жёлчный пузырь от края печени.

Продолжительность операции -- пятьдесят минут. В затемнённой операционной прохладно, ярко светится телеэкран эндохирургической стойки, своеобразной этажерки с аппаратурой, к которой устремлены взоры присутствующих. Оператор манипулирует длинными инструментами в животе, движения которых и действия видны на этом цветном экране. Пузырь с камнями подвинулся к троакарной трубке и выскочил из брюшной полости.

- Нин, - Пономарёв обернулся к своей старшей эндоскопической сестре, машинально завязывая нить на кожной ране, - я тут пару швов накину, а ты спустись в кабинет, и поставь чайку. Аппаратуру мы сами уберём. Включите лампу.

- Владимир Георгиевич, вы чего как-то странно боком поворачиваетесь, - не удержалась Нина Васильевна, настороженно взглянув на своего заведующего.

- Ну и помощница у меня, чересчур внимательной стала. Когда шея колом и спина закружится, я посмотрю, как вы будете поворачиваться. И запомни: “Женщина должна не спорить, а молча соглашаться” Поняла? - печально-грустные глаза хирурга проводили удаляющуюся сестру.

В свете вспыхнувшей лампы ярче проступили точечные проколы на животе молодой женщины.

- О, какая гладкая кожа у неё, - удивился молодой ассистент, отодвигая приборы от хирургического стола.

- Да. Особенно на ж - - -, - Пономарёв снял перчатки и бросил их в таз. Последнее слово прозвучало с ударением на “о”

- Владимир Георгиевич, кругом женщины, и пациентка просыпается от наркоза, - скромно-назидательно произнёс анестезиолог и добавил философски: - Женщин надо всяких любить и уважать.

- Валерик, ты же знаешь, “Если мужик любит женщин, значит добрый”. Я люблю их, а больная ещё не слышит, а если да, - не обидится на истину. Мы ей сделали доброе дело: избавили от тяжёлой болезни.

...Тесный кабинет прокурен. Тарелки, чашки сдвинуты, и на стол друзья устанавливают затёртую шахматную доску.

- Ну что, Вовок, двигай е2-е4, сейчас я добрый, вставлю по самый не балуй, - Пономарёв с весельем обращается к тёзке.

- Вначале, Вовик, подмойся и вытри свой лобик, а уж потом отыграй 10 вчерашних партий.

- Так, Саня, рюмки в шкафу. Нинон, достань “гжелочку” из холодильника. Я сегодня в кураже. Он у меня попляшет.

- Глазки будешь строить или ходить? Секунды побежали.

- Вот эдак...! Мой хороший, начнём строить мат Легаля* , - и Пономарёв раздутой фалангой I пальца хлопнул по часовой кнопке. Фигуры на доске задвигались, выстраиваясь в красивую шахматную картину. Кнопки часов прыгали, то ускоряя, то замедляя свойственный им звук: “тук...тук... тук...тук...” Тёзка задумался (канд идат в мастера по шахматам) и неожиданным манёвром ладьи вывел партию к матовой позиции. Пономарёв засопел и начал усиленно приглаживать своё великое достоинство, - чёрная борода с проседью жёстким волосяным характером упрямо возвращалась вперёд, всякий раз подчёркивая крупные красноватые губы хозяина. И величественный нос его с припухшими крыльями напряжённо затих перед финалом.

- И долго будем думать над ясной позицией? Крошки с бороды смахни, полегчает, - тёзка явно издевался над соперником.

- Теоретики, едрёноть вашу так, лопесы де сеги* * . А я вот эдак, в пат влезу.

- Смажь вазелином, легче будет выходить.

“Тук... тук...”

Налитые рюмки вокруг доски подпрыгивают. Нинон терпеливо всматривается в появившиеся за окном ещё не яркие звёзды. Александр, стоя, не отрывает взгляд от шахматных фигур, - чёрные терпят стопроцентное поражение.

- Ходец-молодец такой! Пешку ставим сюда, а коня в угол. Удержимся!

“Тук... тук...”

- Всё, Володя. Стрелка твоя упала. Да не расстраивайся так, подарю тебе тряпочные шахматы, будешь тренироваться.

- На время это ничто, давай новую. Сейчас только выпьем.

- Вылезай, Сашкина очередь.

* К.Легаль,1702-92, Франция (Легаль - Сен-Бри: 1. е4 е5 2. Сс4 d6 3. Kf3 Cg4 4. Kc3 g6 5. Kf:e5 Cg:d1 6. C:f7+ Kpe7 7. Kd5x! Париж, 1750); * * Р. Лопес де Сегура (Испания, 16 в.), первый теоретик современных шахмат

Телефонный звонок прервал интеллектуальный диалог.

- Да,.. да,.. я - Пономарёв. 79 больница? Привет Николай Иванович... Так... так... Сколько дней желтуха после операции? ...Лихорадка? Правильно, камень провалился в холедох. Удалять немедленно... Знаю вашего эндоскописта, у меня учился, хороший парень... Всё понятно, не получилось, ну молодой ещё... Там надо сосочек рассекать, иначе не вытащишь камень... Конечно, привозите... Не, на ночь не надо. Давайте завтра. Я здесь разгребу где-нибудь к одиннадцати... Ну, всё. Хоп...

- Владимир Георгиевич, сколько собирать со всей Москвы? Вы уже выучили человек 20, - пусть сами свои проблемы решают. Наши сёстры не успевают инструменты стерилизовать и эндоскопы старые, пусть свою аппаратуру привозят, в конце концов, - болезненно отреагировала старшая сестра на очередной звонок, и от возмущения у неё запылали щёки.

[ “Пономарь” (так его ласково называют в клинике) действительно многих обучил своей эндоскопической профессии. Они приходили к нему из разных больниц города, на рабочее место... Когда-то, будучи хирургом, он сам овладел методами эндоскопии и ещё в 70-х годах провёл исследования по эндохирургии полипов желудка, изобрёл свою петлю для их удаления и защитил диссертацию. Каждый раз, получая новый аппарат, по возможности, он его разбирал до основания, а потом собирал снова. Винтик для него являлся знакомым и родным. И свой “Москвич” принципиально не сдавал в ремонт, неделями латал его, варил и менял запасные части. “Я езжу и знаю, что детали на своём месте и мною проверены, - не подведут” Но дача, однако, вылилась в строительную эпопею, но за 5 лет он её завершил, - сшивал две доски “сороковки”, получался брус; покрыл крышу, сложил печку. И холодными осенними вечерами обшивал комнаты “вагонкой”. А ночью белый приблудившийся кот согревал ему ноги. 10 лет работы преподавателем кафедры хирургии не прошли даром, - он создал первое в Москве эндоскопическое отделение с круглосуточным дежурством врачей. Публиковал статьи, являясь одним из практических исполнителей вышедших из клиники диссертаций, читал лекции хирургам и показывал им, как лучше эндоскопом осмотреть тот или иной орган. Он отрицал и даже ненавидел фразы: “Технически осмотреть начальный отдел толстой кишки не удалось”, “Папилла плотная и рассечь её не представляется возможным”, “Из-за опасности кровотечения и перфорации большой камень из общего жёлчного протока удалить нельзя” Следующие 10 лет он полностью взвалил на себя обязанности заведующего отделением...]

- Чево ты тут мне командуешь. Я их учил, и помогать им буду - это моя обязанность. Инструменты сам починю. Не влезай в мои дела, не раздражай.

- Володь, что нападаешь на сестру?

- Так, ты разлил, давай выпьем, и садись, посмотрим, как ты с мастером сыграешь.

- Владимир Георгиевич, я пошла домой, уже поздно, - Нина Васильевна обиженно насупила брови, принялась одеваться.

- Подожди немного, вместе пойдём. Вместе сидим, вместе выйдем. - Язык Пономарёва явно заплетался. - Не дуйся, занимайся своими сёстрами. Ты член нашей компании, я тебя провожу, а ты - меня, слава Богу, что дома наши рядом.

Нина разделась и снова села в кресло.

“Тук... тук...”

- Вылетай. Садись, Пономарёв.

- Сейчас я тебе всё равно вставлю шах мат* , разольём ещё по одной, перекурим, выиграем и пойдём налегке.

- Часы остановите, чтоб не качались туда-сюда.

- Хороша холодная водка, - Пономарёв наколол селёдочку и опустил её в широкий рот. - Да, так вот часы. Старшина спрашивает солдата: “Иванов, о чём ты думаешь?

* шах мат - властитель умер (перс.)

- О бабах, товарищ старшина. - Я же вам о танке рассказываю. - А я во всём бабу вижу, товарищ старшина. - Во всём? - Во всём, товарищ старшина. - Так, - промолвил старшина и задумался, - танк - баба, ладно, ружьё... - ну, ладно, белые плакаты на стене - простыни, можно с бабой связать, так, - глаз старшины обвёл помещение и остановился на часах-ходиках. - А как ты можешь часы с бабой связать, рядовой Иванов? - Ну,.. это просто, товарищ старшина. Смотрите, маятник туда-сюда, туда-сюда. Это же - баба: целуешь сиську одну, потом вторую и обратно, чмок... чмок...”

Началось. Пономарёв увлёкся рассказом о службе в армии. Все уже ясно представляли его похождения: по украинским городам, по примечательным питейным заведениям, по солдатским кухням, слышали про потные портянки и об офицерах-друганах; как он в первый же день, явившись в часть, и, обнаружив посиневшие носы у офицеров медсанбата, был вынужден оперировать солдата с острым аппендицитом (слава Богу, в институте самостоятельно сделал несколько штук подобных операций!), как вначале в штыки приняла его бывшая фронтовая операционная сестра; как он сажал на палец начальника штаба полка и лечил его геморрой, как он здоровался с генералом в медицинской палатке на войсковых учениях... А солдатские анекдоты - это особый случай. Что-то знали. Но каждый раз рассказ пополнялся нюансами...

Сестра вышла из кабинета, наверное, за тем, чтобы напомнить дежурной бригаде о возможной ночной комиссии из Управления здравоохранением.

- Куда ты ставишь ферзя, его сожрут.

- А за подсказку - обоим поражение, - рявкнул Пономарёв.

- Секундочку, перехожу, я ещё не опустил фигуру. Так... первый тайм мы уже отыграли...

- Спиши слова, - и почти на полминуты Пономарёв задумался (почему-то) над следующим ходом.

- В туалет хочется...

- Дверь закрой и включи холодную воду в раковине, - пономарёвский палец указал в угол кабинета.

- Нет, сбегаю наверх.

- Не волновайся и помни аксиому: “Только покойник не - - - - в рукомойник”

“Тук... тук...”

- Что-то тебя на конференциях ругают.

- Наполеон забыть никак не может (это вообще и неконкретно, не про нас)...

- Меркантильные люди?

- Миркоптильные. Но я им “Ах у ёлки, ах у ели”, - скороговоркой произносится фраза, и Пономарёв бьёт по шляпке часовой кнопки.

- Наконец-то! Молодец, сожрал-таки ферзя.

- Ну как, мастер, вспотел. Вот это партия, я понимаю, не просто так.

- Случайность, просмотрел. Ты же мне проиграл столько классных партий.

- Учись, пока я жив. Дожал тебя. Эта партия всё перевесит, но ты ещё научишься, не переживай.

- Что ты всё бороду свою крутишь?

- Это от удовольствия...

Борода появилась на Пономарёве так же естественно, как прибаутки и анекдоты, выскакивающие из него всегда к месту и по любому встречному поводу. Она выросла быстро и достойно украсила лицо, внешне подчеркнув внутреннее содержание под названием “Русский мужик”, упрямого и охочего к любви, с презрением к опасности и неоправданной авантюре. “Взвесь - потом прибей, подумай - потом отрежь” - всё такое, видимо, вложили ему в детстве на его родной Волге такие же простые русские мужики и бабы.

Но сдаётся, что борода возникла не как прихоть городского пацана, но как необходимый объект фасада, который чуть-чуть от времени (или от какой-то вредности) начал видоизменяться. Странности людские чаще всего обоснованы, хотя окружающий мир видит в них блажь или святость, и даже - глупость. Бороду свою Пономарёв лелеял и регулярно стриг, но никогда коротко, может быть, от того, что крупные черты стесняли его, а она положительно подчёркивала грубость скул и округлость лба, стремящейся неуклонно к затылку...

Утром дежурный хирург демонстрирует рентгенограмму больного с подозрением на кишечную непроходимость: “...так, кроме небольшого пузырька воздуха в толстой кишке, по снимку ничего особенного” - Заблудившийся пук, - комментирует Пономарёв, обращаясь к соседу. - Да, такой живчик. Слушай, Володя, так ты прочитал мои рассказы? Скажешь, наверное, “муйня очередная” - Муйня! Она жидкая, а опусы нормальные и африканский очерк то же. Народ надо просвещать. Действуй. “Однако состояние больного крайне тяжёлое, - продолжает докладчик, - жидкость в брюшной полости, нестабильная гемодинамика, больной находится в реанимации и нуждается в интенсивной терапии и инструментальном обследовании” Председатель конференции, обращаясь к Пономарёву: - Больному надо сделать лапароскопию. - Я исследование на трупе проводить не буду, - возмущается Пономарёв. В зале возникло некоторое замешательство - противоречить председателю не принято. - Вы являетесь параклинической службой и выполняйте то, что вам говорят по обследованию больных. - Я, между прочим, врач, а не лаборант и убивать больного не буду. От введения воздуха в живот состояние его может резко ухудшиться. Определитесь клиническими методами. Надо - оперируйте. - Не вы отвечаете за больного, и нам решать, как его обследовать. Вы постоянно пререкаетесь, не выполняете указаний, займитесь своими непосредственными обязанностями; вы же всё норовите сами оперировать. Кстати, у вас есть сертификат - разрешение на эндоскопические операции? - Он мне не нужен. Я не только эндоскопист, но ещё имею сертификат хирурга. И также отвечаю за больных, как и вы. Оперировал, и буду оперировать. - С вами невозможно разговаривать. Срываете конференцию, - и к своему заместителю: - продолжайте без меня. - И председатель раздражённо покинул зал. ... Несколько дней спустя председатель снова занял своё место. Без Пономарёва сложно обойтись (“священная корова”, как некоторые в гневе восклицают). Характер человека одно, а дела общие и требуют коллегиального решения. В хирургии не должно иначе. Первую лапароскопическую холецистэктомию в клинике выполнил Пономарёв, четыре часа длилась операция из-за спаечного “процесса” и перифокального воспаления. Они (Пономарёв и его тёзка), казалось, должны были несколько раз прервать вмешательство и перейти на обычное оперирование, но они прошли все возможные осложнения и вышли победителями. [ Ведущий специалист города, приглашённый для такой операции, опоздал и оказался вторым.]

...Борода окончательно побелела, резкие складки на лбу тронула желтизна, а набухшая кожа под глазами потемнела, - он страдал от лихорадки, от боли в шее и в ноге. Операцию закончил с напряжением, шея почти не поворачивалась, и ему приходилось часто менять позицию; он уже не может без того, чтобы не лечь, и не думать: “Всё. Лекарства не помогают. И друзья упрашивают слишком настойчиво... Надо ложится в больницу” В дверь постучали, и в кабинет вошёл мануальный терапевт. Он массировал ему шею, крутил её в разные стороны, растягивал позвоночник - никакого эффекта “лечение” не принесло.

Время так быстро ушло, что Пономарёв не заметил, когда на клёнах появились красные листья. Он, похудевший и уставший бороться с неизвестностью, вдруг заметил, что лето кончилось, последние дни ещё отдавали тепло, но от земли несло прелью и сыростью. В ожидании он ходил по палате, потом лежал на неудобной постели, но больше сидел, так было легче приспособиться к шейному корсету. Разгаданные кроссворды брошены на стол, дочитан “Российский архив” - но это его уже не радует. А в голову неустанно стучится одна и та же фраза: “Дедя, лю-ю...” Горячие ручонки внука крепко обнимают шею, “дедя, лю-ю”... “На операцию согласился, а что она даст? Все органы обследованы, профессора настаивают... А если они ошибаются (“Ну, что ты морщишь ж - - -, Пономарёв” - напоминает он самому себе), а мои предположения верны, да зачем им об этом знать. Они видят объект болезни, спондилит. Операцию... Пусть будет так, прорвёмся. Ведь в голове дырок нет, хотя голова это кость - болеть не может. Смешно и глупо. “Дедя...” Не торопи время, сам же всегда говорил: “С тобой хорошо г - - - о есть, норовишь опередить” Ну, хорошо, завтра операция. Спи”

...Как светло и уютно мне в этой реанимации, и корсет не мешает, и шов на шее не болит, и позвоночник... Хорошо, кажется выскакиваю... Пономарёв открыл глаза и увидел склонённое к нему родное лицо, крупные глаза жены в слезах, встревожены.

- Красивая! Как внук-то?

- Хорошо. Как ты? Болит?

- Мне хорошо тоже.

- Мы рады за тебя.

- Что на операции нашли?

- Страшного нет.

- А гистология?

- Ты же знаешь, через неделю, но там всё нормально, почистили позвоночник.

- Да?.. Посмотрим.

А за окном август торопит последние дни, но, кажется, надежда на выздоровление слишком опережает его. - Завтра тебя поднимем, будешь ходить, снимем швы. А дома... - жена рассказывает о новостях и знакомых.

Вечереет. Стены покрылись тёмной вуалью, лицо жены смазано и некрасиво. - Включи свет, - “ах, как болит голова, просто разрывается”, - гистология пришла? - Ещё нет, - жена быстро перевела взгляд на мужнину бороду, - смотри, борода выросла и почернела с боков. - Ну, хватит. Запомни: не вскрывать, не сжигать, бороду не брить, - холодно и резко отчеканил Пономарёв, - “как раскалывается голова”, всё, не плачь, всё в порядке. Это я так, для профилактики. Иди отдохни и позови мне брата, вы же почти не спите со мной. Иди. “Ах, как болит”

- Миша, мне плохо. Голова разболелась вдруг, терпения нет, и что-то левая рука не чувствует. Я жену отправил, киснуть перед ней не хочется. Скажи сестре, пусть обезболивающий укол сделает, и дай водички, - рот высох.

Пономарёв пытается что-то сказать ещё, но почему-то получаются лишь отдельные звуки и невнятные слова: “...Не брить... Конь d5...” - Вова, я слушаю тебя. Жену позвать? - “...Конь d5... мат Лега...” - и Пономарёв потерял сознание.

...Множество людей заполнило госпитальный двор. Здесь все те, кто его знал и любил, все те, кому он помогал и кому был дорог. Вся медицинская Москва прощается с ним. Он лежит спокойно, и лёгкая улыбка навсегда застыла на его губах. А в небе резвятся голуби, они кружатся над ним, они ждут его... И Пономарёв, поставив всем и себе такой элементарный мат Легаля, готов подняться к ним, в это солнечное синее небо.